Ворон считать

[nu57]

Хорошо известна история Короленко о том, как в одной одесской газете при описании чьей-то коронации было напечатано: "Митрополит возложил на голову Его Императорского Величества ворону". В следующем выпуске газеты появилась заметка: "В предыдущем номере нашей газеты, в отчете о священном короновании Их Императорских Величеств, вкралась одна чрезвычайно досадная опечатка. Напечатано: «Митрополит возложил на голову Его Императорского Величества ворону» – читай: «корову»"...

Набоков в «Бледном пламени» написал о переводе этого каламбура: "Существует ... один совершенно необычайный, замечательно изящный случай, в котором участвуют не два, а целых три слова. Сама история достаточно тривиальна (и всего скорее апокрифична). В газетном отчете о коронации русского царя вместо "корона" [crown] напечатали "ворона" [crow], а когда на другой день опечатку с извинениями "исправляли", вместо нее появилась иная - "корова" [cow]. Изысканность соответствия английского ряда "crown-crow-cow" русскому "корона-ворона-корова" могла бы, я в этом уверен, привести моего поэта в восторг. Больше ничего подобного мне на игрищах лексики не встречалось, а уж вероятность такого двойного совпадения и подсчитать невозможно".

Такое совпадение кажется, однако, менее удивительным, если учесть, как тесно переплелась этимология этих слов.

Греческое слово "κορώνη" сначала обозначало "ворону" и восходило к индоевропейскому звукоподражательному корню "ker-", "kor-", "kr-". От него же произошли и английские "crow" и "raven", и русская "ворона" (видоизменившись через праславянское "ворна"), не говоря уже о более очевидных "каркать", "крякать", "кричать" и даже "кряхтеть". Пушкин использовал эту аллитерацию в "Борисе Годунове": "... чтоб ворон не прилетел из Кракова."

Со временем - как утверждают орнитологи этимологи, "из-за крючковатой формы клюва и ног вороны", - слово "κορώνη" приобрело много переносных значений*. Древнегреческий лексикограф Гесихий Александрийский упоминает и оконечность лука, к которой привязывается тетива, и дверное кольцо, и определённый вид рыбы, и чайку, и рога, и рогатый месяц, - всё, в чём присутствовала "идея изогнутости"**. От этих "рогов" через греческое "κεραός" ("рогатый") и произошло русское слово "корова". Так ворона эволюционировала в корову.

Своего предела "идея изогнутости" достигла в "венке". Это значение, второстепенное в греческом, стало основным при заимствовании в латынь. Из латинского "cǒrōnǎ", обозначающего уже только "венок, венец, корона", оно и попало в остальные языки (в староанглийском использовалось "corona", непосредственно из латыни, в современный английский попало через французский в виде "crown", а в русский пришло из польского).

Так что почти все эти слова взаимосвязаны. Ни при чём оказывается лишь "cow", образованное путём звукоподражания из прото-индоевропейского "gwous" (чёрт его знает, как тогда мычали коровы) - ср. с шумерским "gu", китайским "ngu, ngo" и санскритским "gaus". В русском этот корень прослеживается только в "говядине", что с "коровой" связано несколько опосредованно. Зато "корове" родственна ... "серна" - она произошла от того же рогатого ""κεραός", просто труднопроизносимое задненёбное "к" сменилось на "с" (палатализация). Как известно, "тощая корова - ещё не стройная газель", но, возможно, она - грациозная серна?

---------
* Не совсем очевидный переход от вороны к общему значению изогнутости в любом слове на -kr прослеживается, например, и в английском "crook", и в русских словах "крюк", "закорючка".
** Это немного напоминает процесс образования иероглифов - картинка упрощается до предела и обобщается.